Чёрт, чёрт, чёрт...
Потому что мне это не безразлично. Хотя мне не безразлично много чего ещё, чего я тем не менее, не стала бы постить в своём дневнике. Но это я запостила лишь потому, что эту статью, ИМХО, должно увидеть как можно больше людей. (Я знаю, ПЧ у меня мало, но вдруг кто-то выберет случайный дневник и попадёт сюда.)
Почему спит ребёнок
В переходе возле станции метро сидит женщина неопределенного возраста. Ей можно дать с ходу и тридцать, и двадцать три, и сорок два. Волосы у женщины спутаны и грязны, голова опущена в скорби. Перед женщиной на заплеванном полу перехода лежит кулек. В кулек сердобольные граждане бросают деньги. И не бросали бы, да на руках женщина держит весомый «аргумент» в пользу того, что ей деньги просто необходимы. На руках у женщины спит ребенок лет двух. Он в грязной шапочке, бывшей когда-то белой, в спортивном костюмчике. Переход – место достаточно оживленное. И течет нескончаемым потоком людская толпа, и звенит мелочь в кульке, и шуршат купюры.
Я ходил мимо женщины около месяца. Я догадывался, кому уходят деньги, жертвуемые многочисленными прохожими. Уж сколько говорено, сколько написано, но народ наш такой – жалостливый. Жалостливый, до слез. Готов народ наш отдать последнюю рубашку свою, последние копейки из кармана вытряхнуть. Подал такому «несчастному» – и чувствуешь, что у тебя все еще не так плохо. Помог, вроде бы как. Хорошее дело сделал…
Я ходил мимо попрошайки месяц. Не подавал, так как не хотел, чтобы на мои деньги какой-нибудь негодяй купил себе кирпича одну штуку, да вставил в стену нового дома-дворца своего. Пускай будет дыра у него в стене, у негодяя этого. Не будет кирпича от меня. Но, судя по тому, как попрошайке подавали, хозяин ее имел уже несколько домов-дворцов.
Ну и попрошайке что-то перепадает, конечно. Бутылка водки на вечер, да шаурма. Хозяева таких «точек» попрошайничества имеют немало, но отличаются жадностью. И жестокостью. На том и держится их супердоходный бизнес. На деньгах да на страхе. Никто из опускающих монетку в кулечек не знает, что «встать» на место возле Владимирского собора невозможно, а хождение по вагонам метро с уныло-тягучим «простите, что я до вас обращаюся» стоит от 20 долларов в день. Или – знает? В таком случае – знает, но подает?
Никто из добряков, жертвующих «мадонне с младенцем», не задумывается над еще одним вопросом. Над одним несоответствием, буквально бросающимся в глаза. Спустя месяц хождения мимо попрошайки меня вдруг как током ударило, и я, остановившись в многолюдном переходе, уставился на малыша, одетого в неизменно-грязный спортивный костюмчик. Я понял, что именно казалось мне «неправильным», если можно назвать «правильным» уже само нахождение ребенка в грязном подземном переходе с утра до вечера. Ребенок спал. Ни всхлипа, ни вскрика. Спал, уткнувшись личиком в колено той, кто представлялась его мамой. Попрошайка подняла на меня глаза. Наши взгляды встретились. Бьюсь об заклад, она поняла то, что понял я…
У кого из вас, уважаемые читатели, есть дети? Вспомните, как часто они спали в возрасте 1-2-3-х лет? Час, два, максимум три (не подряд) дневного сна, и снова – движение. За весь месяц каждодневного моего хождения по переходу я НИ РАЗУ не видел ребенка бодрствующим! Я смотрел на маленького человечка, уткнувшегося в колено «мамы», и страшное мое подозрение постепенно формировалось в твердую уверенность.
– Почему он спит все время? – спросил я, уставившись на ребенка.
Попрошайка сделала вид, что не расслышала. Она опустила глаза и закуталась в воротник потертой куртки. Я повторил вопрос. Женщина вновь подняла глаза. Она посмотрела куда-то за мою спину. Во взгляде ее явственно читалось усталое раздражение вперемешку с полнейшей отрешенностью. Я впервые видел подобный взгляд. Взгляд существа с другой планеты.
- Пошел на… – произнесла она одними губами.
– Почему он спит?! – я почти кричал…
Сзади кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся. Мужчина с типичным лицом рабочего с близлежащего завода неодобрительно хмурил седые брови:
– Ты чего к ней пристал? Видишь – и так жизнь у нее… Эх… На вот, дочка, – мужик вытряхнул из своей огромной пятерни монетки.
Попрошайка перекрестилась, изобразив на лице смирение и вселенскую скорбь. Мужик убрал ручищу с моего плеча, побрел к выходу из перехода. Дома он расскажет, как защитил угнетенную, несчастную, обездоленную женщину от негодяя в дорогой дубленке.
Милиционер, подошедший ко мне в переходе на следующий день, выразился почти так же, как и его «подопечная» попрошайка. И на свой вопрос я получил исчерпывающее:
– Пошел в…
А ребенок спал…
Я позвонил знакомому. Это веселый и смешливый человек с глазами-маслинами. Он с горем пополам окончил три класса, и читает с трудом. Полное отсутствие образования не мешает ему передвигаться по улицам города на очень дорогих иномарках и жить в домике с бесчисленным количеством окон, башенок и балкончиков. Знакомый был весьма удивлен моей уверенностью в том, что весь без исключения подобный бизнес контролируют представители его национальности. Я узнал, что в Киеве попрошаек «держат» и молдаване, и украинцы. Причем, первые специализируются, в основном, на «инвалидах войны». Мы часто видим их на переходах и светофорах, снующими буквально под колесами машин. Мнимые афганцы «работают» также и в метрополитене.
Всевозможными «больными», хромыми и «приехавшими делать операцию» заведуют с равным успехом как украинцы, так и цыгане. Бизнес этот, несмотря на кажущуюся стихийность, четко организован. Курируется попрошайничество организованными преступными группировками, и деньги, брошенные полунищими прохожими в кулечек «обездоленного инвалида», уходят «наверх». Причем, настолько «наверх», что, узнай об этом сердобольный прохожий, он потерял бы сознание от удивления. Детей берут в «аренду» у семей алкоголиков, или попросту воруют. Но это все, что говорится, цветочки.
Мне нужно было получить ответ на вопрос – почему спит ребенок? И я его получил. Причем, мой знакомый цыган произнес фразу, повергнувшую меня в шок, вполне обыденно, спокойным голосом. Как о погоде сказал:
– Или под героином, или под водкой…
Я остолбенел. «Кто под героином? Кто – под водкой?!»
– Ребенок. Чтобы не кричал, не мешал. Ей с ним целый день сидеть, представляешь, как он надоесть может?
Для того чтобы ребенок спал весь день, его накачивают водкой. Или – наркотиками. Разумеется, что детский организм не способен справляться с таким шоком. И дети часто умирают. Самое страшное – иногда умирают днем, среди «рабочего дня». И мнимая мать должна досидеть с мертвым ребенком на руках до вечера. Таковы правила. И идут мимо прохожие, и бросают мелочь в кулек, и считают, что поступают благородно. Помогают «матери-одиночке»…
… На следующий день я стоял в переходе возле станции метро Л. Милиционера, ответившего мне вчера ругательством, не было видно. Я запасся журналистским удостоверением, и был готов к серьезному разговору. Но разговора не получилось. А получилось следующее…
У женщины на руках лежал ДРУГОЙ ребенок. Мои вопросы попрошайка попросту игнорировала с отрешенным лицом. Меня интересовали документы на ребенка, и, самое главное – где вчерашний малыш?
Попрошайка вопросы игнорировала, зато их не игнорировали торговки, стоявшие рядом. От женщины, торгующей трусиками, я узнал, что мне следует, мягко говоря, удалиться из перехода. К возгласам торговки подключились ее негодующие соседки по ремеслу. Следом за ними – прохожие преклонных лет. В общем, я был с позором выдворен из перехода. Оставалось одно – звонить 02 или искать милицейский патруль. Но милиция нашла меня сама. Сержант, любитель посылать в…, подошел ко мне и спросил документы. Я документы предоставил, и высказал свое мнение по поводу нахождения женщины с ребенком в переходе. Сержант со мною согласился, и… отправился звонить кому-то. Я стоял перед переходом, с полным ощущением того, что пытаюсь бороться с ветряными мельницами. Спустя несколько минут в переходе не было уже ни торговок, ни попрошайки со спящим ребенком…
Когда вы видите в метро ли, на улице ли женщин с детьми, просящих милостыню, задумайтесь, прежде чем ваша рука полезет за деньгами. Подумайте о том, что не будь вашего и сотен тысяч подаяний, и бизнес этот умер бы. Умер бы бизнес, а не дети, накачанные водкой или наркотиками. Не смотрите на спящего ребенка с умилением. Смотрите с ужасом. Ибо вы, прочитавшие эту статью, знаете теперь – почему спит ребенок…
Потянуто отсюда: www.diary.ru/~niceworld/?comments&postid=345192...
И ведь действительно много--очень много--людей подают таким вот "мадоннам". А также инвалидам, чумазым детишкам без мамок, и прочему люду, каковой заставляют спекулировать на в общем-то святом чувстве сострадания. И я думаю, не только,--и не столько, раз уж на то пошло--чувство сострадания заставляет наших сердобольных прохожих в подобной ситуации лезть в карман за мелочью. В наших людях веками (да-да именно веками, 70 лет насильственного насаждения аттеизма, к сожалению, не смогли вытравить этого из нашего сознания) взращивали мысль, что таким вот способом можно СПАСТИ СВОЮ СОБСТВЕННУЮ ДУШУ. Величайшие подвижники древности, чьим мощам сейчас поклоняются сотни православных, жили подаянием. Притворялись юродивыми. И действительно достигали святости. А те, кто им подавал, наверное, действительно могли рассчитывать на то, что такой подвижник отмолит хотя бы часть их грехов. Этого, конечно, не перечеркнёшь. Это часть православной культуры. Да и как просто: увидел нишего на вокзале, сунул руку в карман, подал нищему мелочь--и заткнул рот собственному чувству сострадания. Поверил, что совершил доброе дело. Сама один раз возле храма подала чернявому мальчишке с бледным смиренным личиком и огромными глазами. Семь рублей--даже на батон хлеба не хватит. Сомневаясь, что он ему из этих денег перепадёт хоть копейка. Но подала.
Реально помогать куда труднее. Ведь привести нищего домой чревато: ещё подхватишь какую-нибудь заразу. И опять же, он может взять на память то, что у тебя плохо лежит. Помочь ему восстановить документы, или добиться, чтоб у такой мадонны отобрали ребёнка и устроили его в детдом, хлопотно а то и накладно. А попытаться вырвать его из рук крыши--может быть даже опасно. Да и сам попрошайка, может быть, и не захочет реальной помощи. Это страшно, чудовищно, однако же люди часто привыкают к такой жизни и не хотят её менять. А подать милостыню--пусть даже не мелочь, а побольше--просто. Можно даже руками не соприкасаться, если ты брезгливый. И все будут довольны--и дающий и берущий.
Кстати, Православная церковь уже на высшем уровне признала, что всевозможные богомольцы--в рясах или не в рясах--просят деньги вовсе не на храмы и богуугодные дела. Много раз иерархи РПЦ делали такие публичные заявления по телевидению. Так почему же они точно также не скажут, что подать нищему в переходе (у церкви, на вокзале и т.д.) слишком лёгкий и удобный способ спасения души, а посему заведомо неверный? Почему они не скажут, что подавая женщине с ребёнком человек не добро творит, а зло в чистом виде? У них ведь сейчас в обществе немалый авторитет. Уничтожить этот бизнес полностью им, конечно не под силу--да и не првильно было бы переваливать всё тяжесть серьёзной проблему на плечи одной только церкви--но создать этому бизнесу определённые трудности они бы вполне могли.
Есть ведь много других действительно реальных способов помочь нуждающимся. Присоединись к какой-нибудь общественной организации, как советовал в одной телепередаче священник, каждую неделю выезжающий с группой добровольцев на вокзал и кормящий бездомных, отнеси в церковь вещи, которые хочешь отдать нуждающимся, откликнись на очередную акцию «Мурзилок» и купи детдомовскому ребёнку подарок на Новый год. Да мало ли что ещё можно сделать…
А автор статьи молодец. Таких статей, ИМХО, должно быть больше. Они даже должны быть в определённой степени навязчивы, как реклама. Надо вытравлять из наших людей стремление спасать душу и делать добро, фактически не прилагая для этого никаких усилий. А почему бы нашим телевизионщикам не разыскивать и не показывать в эфире, скажем людей, которые взяли под опёку детдомовского ребёнка? Не рассказывать чаще об организациях и людях, которые помогают бездомным восстанавливать документы и устраиваться на работу? Почему бы нашему телевидению не освещать почаще альтернативные и действенные способы помощи тем, кто в ней нуждается?
Тогда, глядишь, этот бизнес, может, и не умрёт совсем, но хотя бы захиреет. Дай-то Бог…